26 апреля пленумом Верховного суда было принято
постановление, касающееся практики рассмотрения уголовных дел о
нарушении авторских и изобретательских прав, а также прав на товарный
знак. В нем эта практика обобщается, а также указывается на наиболее
характерные нарушения, допускаемые судами при рассмотрении дел об
«интеллектуальной собственности». Учитывая то, что зачастую такими
нарушениями полным-полно все дело, любопытно будет посмотреть на те,
что, так сказать, признаны официально. Ограничившись, правда, только
«пиратской» 146 статьей, поскольку привлечение к ответственности по двум
другим большей части аудитории «Вебпланеты» не грозит.
О том, что написано
Надо сказать, что это постановление пленума – уже второе, касающееся
авторских прав. Первое вышло в прошлом году и содержало обобщение
практики рассмотрения гражданских дел.
В постановлении дано разъяснение о том, что является «незаконным
использованием произведения», а также «сбытом». Разумеется к «сбыту»
причислены не только действия, преследующие своей целью извлечение
прибыли, но и такие, когда раздача произведений осуществляется
безвозмездно, то есть, даром. Очень полезно об этом помнить, поскольку
лично я повсеместно наблюдаю распространение заблуждения о том, что
«некоммерческая» раздача состава преступления не образует. Образует, и
ВС это в очередной раз подтвердил.
Еще одна «засада» связана с трактовкой, данной судом понятию
«экземпляра фонограммы». Под него, как оказалось, попадают не только
«все звуки» из фонограммы, но и «часть звуков» (в этом месте все реперы,
диджеи и прочие любители сэмплирования дружно напряглись).
К числу хороших новостей можно отнести прямое указание на то, что при
определении стоимости произведений, которая имеет значение для наличия
состава преступления, не учитывается моральный вред, который был нанесен
несчастному правообладателю. Это очень важно потому что, насколько мне
известно, в некоторых регионах сложилась такая практика: при
недостаточной стоимости «пиратки» правообладатель писал сумму «ущерба»
«от балды», чтобы наскрести на уголовное дело. Для этого надо, чтобы
«ущерб» превышал пятьдесят тысяч рублей.
В результате господа пиратоборцы умудрялись оценить один-единственный
диск в пятьдесят одну тысячу, проштамповать такую оценку в суде, да еще
потом и на сайт этот приговор выложить, в качестве примера «борьбы с
пиратством», чистой, рафинированной законности. О методах такой оценки
остается только догадываться, но первое, что приходит в голову – это
приписать к стоимости диска «моральный ущерб», который объективной
оценке не подлежит. У каждого ведь – своя мораль, правда?
Кстати, пятьдесят тысяч за диск – не предел: рекорд пока держат некие
правообладатели, которые, оценивая права, нарушенные продажей
пиратского диска с фильмом до его официальной премьеры, вместо
«стоимости экземпляра», которая еще не была определена, выставили в
качестве «ущерба» стоимость прав на телевизионный показ фильма – девять
миллионов рублей. За один диск, подчеркиваю. Но в Постановлении, к
счастью, сказано, что в таком случае для определения этой самой
стоимости должна назначаться экспертиза. Ну, значит, появилось место, в
которое таких вот «оценщиков» можно ткнуть носом. Это радует.
О том, чего не написано
Правда, есть в постановлении и еще один интересный момент, связанный с
тем, что при его вынесении Верховный суд обошел молчанием. Это – вопрос
о проводимых по таким уголовным делам экспертизам. Практически в каждом
деле «за пиратку» присутствует так называемая «экспертиза». На ее
разрешение ставится, как правило вопрос о том, имеются ли на изъятых
носителях информации «признаки контрафактности». Ну, или вообще так и
спрашивают, в лоб: «является ли носитель информации контрафактным?»
Делается это незаконно, поскольку вопрос о «контрафактности» – правовой,
и решать его должны юристы, а не эксперты.
Вообще, вопрос о недопустимости «юридических» вопросов перед
экспертами – довольно давний. Впервые Верховный суд дал на него ответ аж
в 1971 году, в постановлении от 16 марта «О судебной экспертизе по
уголовным делам», в котором говорилось о недопустимости постаноки перед
экспертом вопросов, выходящих за пределы его специальных познаний, в
частности, тех, которые требуют решения правовых вопросов. С тех пор,
скажем, судебные медики хорошо это усвоили, и, если спросить у них
что-нибудь типа «а убийство ли здесь имело место, или самоубийство», они
обычно пишут в ответ, что это, мол, выходит за пределы их познаний, и
отвечать по существу отказываются.
Но то медики: а вот молодая поросль «компьютерно-технических
экспертов» на вопросы о «контрафактности» отвечают легко и с
удовольствием: контрафактные, мол, диски, судите этого негодяя,
уважаемый суд... Хотя единственный «признак контрафактности» – это
нарушение авторских прав при изготовлении и распространении экземпляров
произведения, как нам о том повествует статья 48 Закона об авторском
праве. Кстати, в том постановлении пленума ВС, которое касалось
гражданских дел об авторских правах, указание на недопустимость
«вопросов о контрафактности» было.
Но и это – не предел «выхода за пределы компетенции». Довелось мне
читать отрывок из заключения, в котором «эксперт» мало того, что
определяет «размер ущерба», так еще и высчитывает размер морального
вреда. Хотя оба этих вопроса традиционно ставятся не перед экспертом, а
перед потерпевшим. Вдобавок, так называемый «моральный вред» может быть
причинен только человеку, а у организации нет ни чести, ни достоинства,
и, стало быть, никакого «морального вреда» ей быть причинено не может.
Но разумеется, это не остановило нашего эксперта: вред этот он посчитал
равным стоимости экземпляров произведений. Прикол заключался в том, что
отрывок этот содержится в методическом пособии для следователей
«Особенности расследования преступлений о нарушении авторских и смежных
прав», подготовленном в НИИ проблем укрепления законности и правопорядка
Генпрокуратуры. Авторы которого всерьез рекомендуют эту ахинею в
качестве примера для подражания. Вот так все запущено.
Плюс к этому – практически в каждой такой «экспертизе» «эксперт»
проводит сравнение «контрафактных» дисков с «лицензионными» для
определения того, что способ их изготовления и упаковка различаются.
Образцы последних, как правило, имеются в коллекции laquo;эксперта» и
предоставлены правообладателями. Между тем, Уголовно-процессуальный
кодекс (статья 57) открытым текстом запрещает эксперту самостоятельно
собирать материалы для исследования. Это все должен делать следователь:
изъять у правообладателя образцы тех произведений, права на которые
нарушены, приобщить к делу и передать эксперту. Могу еще раз привести в
пример судебных медиков: если им нужны медицинские документы для
экспертизы – никто и никогда не ходит за ними в больницу. Должен прийти
следователь, все оформить и отнести – только так. А вот с
«контрафактными экземплярами» – как мы видим, не так, и разумных
объяснений этому я не нахожу. Кроме лени, разумеется.
Ну и совсем лентяи какие-то придумали «методику оценки ущерба», при
которой оцениваются не конкретные произведения, а средняя их стоимость:
например, в соответствии с такой методикой, подготовленной РАПО, «ущерб»
от продажи одного DVD-диска составляет двести семьдесят рублей. Прокат –
уже триста сорок. Ну, и так далее. При такой оценке за «пиратку» вполне
сойдет, скажем, фильм, перешедший в общественное достояние, который
«пиратским» быть уже не может в принципе: вознаграждение за любые
действия с ним уже не взымается. Например, в эту категорию попадают
отечественные фильмы, снятые до начала пятидесятых годов: можете
посмотреть на сайте агентства по культуре и кинематографии, что занесено
в эту категорию. Но при такой «экспертной оценке» на это никто
смотреть, разумеется, не будет.
Что кроме экспертизы?
Хотя в постановлении есть все-таки указание на то, что при признании
экземпляра произведения контрафактным суд должен учитывать совокупность
доказательств: "обстоятельства и источник приобретения лицом указанного
экземпляра, правовые основания его изготовления или импорта, наличие
договора о передаче ... права пользования ..., соответствие
обстоятельств использования произведения условиям этого договора ...,
заключение экспертизы изъятого экземпляра произведения". То есть,
экспертиза должна сопровождаться другими доказательствами, тогда как
сейчас она все их собой подменяет.
Так вот: я вполне допускаю такой вариант развития событий, когда
Верховный суд при составлении этого постановления оценивал только
действия судей и следствия, оставляя за кадром так называемые
«экспертизы». Потому что мне очень не хочется думать, что без внимания
их оставляют специально, чтобы фактически узаконить сформировавшуюся
практику.
Ну и вопрос на засыпку: а что же, собственно, изменится после
принятия этого постановления? Сразу вас огорчу: мало что. В качестве
примера приведу ту самую «экспертизу на контрафактность»: о ее
неправомерности говорят вот уже несколько лет – а «эксперты» все так же
дают свои липовые «заключения». Леха Андреев